«Михайлова проти України»: справедливість має бути не лише здійснена, це повинно бути помітно (ст. 6 Конвенції, заява № 10644/08, від 06 березня 2018 року)

Фабула справи: аргументація заявленого відводу суду учасником провадження під час підготовчого судового засідання слугувала складенню протоколу про адміністративне правопорушення, передбаченого ст. 185-3 КУпАП за прояв неповаги до суду та розгляду цього протоколу судом, за результатами якого заявниця скаржилася на ряд порушень ст. 6 Конвенції. Слід відзначити, що в силу серйозності санкції (заявниці було призначене покарання у виді п’яти діб арешту) адміністративне провадження, що здійснювалося стосовно заявниці в цій справі, ЄСПЛ для цілей Конвенції та Протоколів до неї відніс до числа «кримінальних», у зв’язку з чим вважав за необхідне застосувати весь спектр гарантій ст. 6 Конвенції і, відповідно, ст. 2 Протоколу № 7.

Так, стосовно порушення п. 1 ст. 6 Конвенції щодо відсутності безсторонності суду, заявниця стверджувала, що суддя Б., яка вела її справу, не була незалежною і неупередженою. Зокрема, через відсутність на слуханні сторони обвинувачення суддя узяла на себе цю роль і діяла як орган обвинувачення, пред’являючи докази проти заявниці і таким чином підриваючи власну безсторонність.

У цьому аспекті ЄСПЛ повторює, що «безсторонність» зазвичай означає відсутність упередженості, і її наявність або відсутність можна перевірити різними способами. Відповідно до сталого прецедентного права ЄСПЛ, існування безсторонності для цілей п. 1 ст. 6 Конвенції слід визначати відповідно до (I) суб’єктивної перевірки, при якій слід звернути увагу на особисті переконання і поведінку конкретного судді (тобто чи володів суддя якою-небудь особистою упередженістю у справі); і (II) об’єктивною перевіркою (тобто шляхом перевірки того, чи пропонував сам суд (і, серед інших аспектів — його склад) достатні гарантії для виключення будь-якого законного сумніву щодо його безсторонності. Об’єктивна перевірка здебільшого стосується ієрархічних або інших зв’язків між суддею та іншими учасниками судового процесу. У зв’язку із цим навіть зовнішній вигляд може мати певне значення, іншими словами, «справедливість має бути не лише здійснена, це повинно бути помітно», оскільки на кону стоїть довіра, яку суди в демократичному суспільстві повинні вселяти у суспільство.

ЄСПЛ нагадав власну практику, де визнав порушення принципу безсторонності, коли прокурор був відсутній упродовж усього кримінального процесу над заявниками, але суди продовжували розглядати докази, допитували відповідачів і свідків і засудили заявників, а також вказав, що за таких обставин суди сплутали ролі обвинувача і судді, а отже, надали підстави для законних сумнівів у їх безсторонності (рішення у справах «Озеров проти Росії» (заява № 64962/01, від 18 травня 2010 року) та «Крівошапкін проти Росії» (заява № 42224/02, 27 січня 2011 року). У справі «Карелін проти Росії» (заява № 926/08, від 20 вересня 2016 р.) Суд визнав порушення принципу безсторонності під час провадження, пов’язаного з адміністративним правопорушенням, проти заявника, на якому була відсутня сторона обвинувачення.

Враховуючи наведене ЄСПЛ, вдаючись до об’єктивної перевірки, зазначає, що національний суд провів усне слухання, на якому була присутня лише заявниця; на цьому слуханні національний суд вивчив особу заявниці і матеріали справи та, попри те, що заявниця не визнала провину, засудив її.

За таких обставин Європейський суд не переконаний, що були достатні гарантії, які дозволяють виключити законні сумніви щодо негативного впливу такої процедури на безсторонність суду. Відповідно, ЄСПЛ констатував порушення п. 1 ст. 6 Конвенції щодо вимоги безсторонності суду.

Також заявниця стверджувала, що в порушення пунктів 1 і 3(b) ст. 6 Конвенції у неї не було достатньо часу і можливостей для підготовки свого захисту. Так, о 9.30 ранку суддя М. відклала слухання і доручила своїй секретарці скласти протокол про правопорушення; слухання відносно цього протоколу почалося о 10.27 ранку — менш ніж за годину. Заявниця стверджувала, що не була повідомлена про слухання щодо неї стосовно неповаги до суду. Попри те, що їй дали прочитати протокол про правопорушення о 10.04 ранку, вона відмовилася підписувати його до тих пір, поки у неї не буде можливості проконсультуватися з адвокатом. Посилання в протоколі на те, що слухання буде проведено того ж дня, було недостатньо, оскільки заявниця не була проінформована про час слухання. Вона не могла отримати копії документів з матеріалів справи до слухання.

Розглядаючи цю скаргу, ЄСПЛ зазначив, що він уже визнавав порушення прав заявників відповідно до пунктів 1 і 3(b) ст. 6 Конвенції у справах, пов’язаних із адміністративними правопорушеннями, коли, як і у цій справі, період між складанням протоколу про адміністративне правопорушення і розглядом адміністративної справи заявників становив не більше декількох годин. Розглянувши усі матеріали у своєму розпорядженні, ЄСПЛ не виявив жодних аргументів, здатних переконати його у зворотному, зазначивши, що, навіть якщо визнати, що справа заявниці не була особливо складною, Суд не переконаний, що обставини, за яких здійснювався суд над заявницею, дозволяли їй належним чином ознайомитися і оцінити висунене проти неї звинувачення і докази та, відповідно, розробити життєздатну стратегію захисту.

Відповідно, ЄСПЛ констатував порушення пунктів 1 і 3(b) ст. 6 Конвенції у зв’язку з тим, що заявниці не забезпечили достатньо часу для підготовки захисту.

Також заявниця скаржилася на порушення її права на свободу слова відповідно до ст. 10 Конвенцій.

Втручання в право на свободу слова, як зауважує ЄСПЛ, порушить Конвенцію, якщо воно не відповідатиме критеріям, викладеним в п. 2 ст. 10, у зв’язку з чим потребує з’ясування: 1) чи було втручання «передбачене законом»; 2) чи переслідувало воно одну або декілька законних цілей, перерахованих у п. 2 ст. 10 Конвенції; 3) чи було воно «необхідним у демократичному суспільстві» для досягнення таких цілей.

Розглядаючи цю скаргу з позиції критерію «передбачено законом», ЄСПЛ зазначає, що відповідне втручання ґрунтувалося на національному законодавстві, а саме ст. 185-3 КУпАП, тобто оскаржуване втручання було «передбачене законом» за змістом п. 2 ст. 10 Конвенції.

Щодо критерію «законна мета» ЄСПЛ вважає, що втручання у свободу слова заявниці переслідувало законну мету підтримки авторитету суду в аспекті п. 2 ст. 10 Конвенції.

Стосовно ж «необхідності в демократичному суспільстві» ЄСПЛ зауважує, що свобода слова сторін у залі суду не є необмеженою, і певні інтереси, такі як авторитет суду, досить важливі для виправдання обмежень цього права. Разом із тим зазначає, що характер і серйозність накладених санкцій також є чинниками, які необхідно брати до уваги, оцінюючи співмірність втручання.

Суд вважає, що в цій справі промова заявниці під час заявлення відводу зайшла далеко за межі простої критики рішень судді М. і сумніву в її безсторонності та перетворилася на особистий напад на суддю, із звинуваченнями її у неналежній поведінці, яка суперечить професійним обов’язкам судді. Зокрема, заявниця стверджувала, що суддя M. «не прийняла ні єдиного законного рішення в справах, в яких заявниця була представником або стороною», «жодного разу не захистила права заявниці чи права осіб, яких вона представляла», приймала рішення у справі «згідно з інструкціями, які вона отримала, і закон ... абсолютно нічого для неї не означав» тощо.

З огляду на наведене ЄСПЛ вказав, що причин ставити під сумнів висновки національного суду про те, що твердження заявниці були неправдиві, він не бачить.

Разом із тим у частині призначеного їй покарання (п’ять діб арешту) ЄСПЛ зазначає, що заявниця не була адвокатом, а тому щодо неї не могло бути вжито дисциплінарних заходів; це обмежувало спектр покарань, доступних для національного суду для призначення заявниці за її неналежну поведінку. Проте, як зазначає Європейський суд, менш серйозне покарання — у вигляді штрафу все ще було доступним суду, але суд не розглянув питання можливості його призначення та не мотивував, чому він визнав позбавлення волі доречнішим покаранням, попри те, що це було його обов’язком відповідно до національного законодавства

Як наслідок ЄСПЛ вважає, що призначене заявниці покарання було невідповідно суворим. Констатуючи порушення ст. 10 Конвенції, ЄСПЛ зазначив, що його висновки про процесуальну несправедливість у провадженні проти заявниці служать для усунення цієї неспівмірності.

Насамкінець заявниця скаржилася, що вона всупереч ст. 2 Протоколу № 7 до Конвенції була позбавлена права на оскарження рішення в її справі.

Суд уже визнав порушення ст. 2 Протоколу № 7, оскільки (i) законодавство України, до поправок, прийнятих у 2008 р., не передбачало право на оскарження рішення суду в аспекті п. 1 цього положення у справах про адміністративні правопорушення, і (ii) таке адміністративне правопорушення, як прояв неповаги до суду, не могло вважатися «незначним правопорушенням» в аспекті п. 2 цього положення. У зв’язку із цим, розглянувши всі наявні матеріали у цій справі, ЄСПЛ констатував порушення ст. 2 Протоколу № 7 до Конвенції.

Аналізуйте судовий акт: рішення у справі «Корнєв та Карпенко проти України», заява № 17444/04, 21 жовтня 2010 року;

рішення у справі «Веренцов проти України» заява № 20372/11, 11 квітня 2013 року;

рішення у справі «Гурепка проти України», заява № 61406/00, 6 вересня 2005 року.

"Переклад Харківської правозахисної групи"

ЧЕТВЁРТАЯ СЕКЦИЯ

ДЕЛО МИХАЙЛОВОЙ ПРОТИВ УКРАИНЫ

(Заявление № 10644/08)

РЕШЕНИЕ

СТРАСБУРГ

6 марта 2018 Это решение станет окончательным в обстоятельствах, изложенных в статье 44 § 2 Конвенции. Оно может быть отредактировано.

По делу Михайловой против Украины,

Европейский Суд по правам человека (Четвёртая Секция), заседая Палатой в составе:

Vincent A. De Gaetano, Председатель,

Ganna Yudkivska,

Paulo Pinto de Albuquerque,

Faris Vehaboviж,

Egidijus Kыris,

Iulia Motoc,

Georges Ravarani, судьи,

а также Marialena Tsirli, Секретарь секции,

Рассмотрев дело в закрытом заседании 16 января и 13 февраля 2018 г.,

провозглашает следующее решение, принятое в последнюю из этих дат:

ПРОЦЕДУРА

1. Данное дело основано на заявлении (№ 10644/08) против Украины, поданном в Суд в соответствии со статьёй 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – «Конвенция») гражданкой Украины, г-жой Еленой Александровной Михайловой (далее – «заявительница»), 27 ноября 2007 г.

2. Заявительницу представлял г-н А.А. Кристенко, адвокат, практикующий в Харькове. Правительство Украины (далее – «Правительство») представлял его Уполномоченный, в последнее время г-н И. Лищина.

3. Заявительница утверждала, в частности, что суд, признавший её виновной в неуважении, не был беспристрастным, что у неё не было времени на подготовку своей защиты, и что её право на юридическую помощь и на вызов и допрос свидетелей не было соблюдено. Она также жаловалась, что её наказание являлось незаконным и ненужным вмешательством в её свободу слова, в нарушение статьи 10 Конвенции, и что её осуждение не подлежало апелляции, что противоречило статье 2 Протокола № 7.

4. 26 ноября 2012 г. Правительство было уведомлено о заявлении.

ФАКТЫ

I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

5. Заявительница родилась в 1957 г. и проживает в Новой Каховке.

A. Предыстория

6. До событий 1 июня 2007 г., которые являются темой данного дела, заявительница, не являющаяся адвокатом, предстала перед судом Новой Каховки (далее – «суд») в ряде дел, в роли стороны либо представителя. В частности, она участвовала в судебных разбирательствах с местной коммунальной компанией.

7. В декабре 2006 г. Б. – один из судей суда – предписал заявительнице выплатить компенсацию вреда адвокату коммунальной компании, г-же С., по обвинению в клевете.

B. Слушание с судьёй M.

8. В 2007 г. коммунальная компания возбудила дело против заявительницы, требуя возмещения уплаты коммунальных услуг.

9. 1 июня 2007 г. состоялось предварительное слушание по этому делу с судьёй M., заседавшей в качестве единоличного судьи; по просьбе заявительницы велась аудиозапись слушания.

10. Заявительница предстала перед судом и, в начале слушания, оспорила председательствующую судью, M., следующими выражениями:

“Заявительница: Ваша Честь, я бы хотела оспорить состав суда.

Судья: пожалуйста, продолжайте.

Заявительница: Ваша честь, я оспариваю Вас на основании того, что [при] заседании [в суде] Новой Каховки Вы не приняли ни единого законного решения по делам, в которых я была представительницей или стороной. Вы даже ни разу не защитили мои права или права лиц, которых я представляла и которым помогала ... Ранее я Вас не оспаривала, но теперь я начала это делать. Вы не удовлетворяете мои жалобы, утверждая, что мои аргументы против Вас якобы выдуманы и субъективны. Однако, недавно я прочла статью [под названием] “Отец для сына, брат для брата” в газете «Деловые Новости», в которой отчётливо и конкретно говорится, что Вы, на основании корпоративной солидарности среди судей, приняли аналогично незаконное решение, в результате которого человек был ложно осуждён и приговорён к лишению свободы сроком на восемь лет. В газетной статье говорится, что этот вопрос привлёк внимание администрации президента и Генеральной прокуратуры. Я знаю, что соответствующее дело рассматривалось Советом судей и парламентской комиссией, перед которой Вы предстали, до вашего назначения. Это было источником Ваших проблем при обеспечении Вашего назначения на должность судьи пожизненно .... Эта статья недвусмысленно говорит мне, что Вы примете решение по [этому] делу только в соответствии с инструкциями, которые Вы ... получили, и закон – включая мои права потребителя – для Вас абсолютно ничего не значит. Тем более, я знаю от сотрудника суда о том, что суду Новой Каховки [была дана] инструкция по принятию решения по делу [в котором я участвую] против меня.

В поддержку сказанного мной я могу сослаться на дело, в котором Вы рассмотрели мой иск против [прокурора] и приняли абсолютно незаконное решение, несмотря на то, что существовали решения суда Новой Каховки и Апелляционного суда, касающиеся той же ситуации, в которой действия прокурора были признаны незаконными в отношении того, что прокурор должен был не только отправить письма в ответ на мою жалобу, но и принять официальные решения, чтобы я могла их оспорить. Своим решением Вы лишили меня этого права.

Для меня это служит ещё одним сигналом: если судьба этого молодого человека ничего для Вас не значила, то моя значит даже меньше. Поэтому дело не только в том, что я серьёзно сомневаюсь в Вашей беспристрастности; Я не знаю ни одного дела, где Вы приняли законное решение. Когда Вы прибыли в суд Новой Каховки, я сказала Вам, что возлагала на Вас большие надежды – надеялась, что Вы были компетентным и хорошим судьёй. Я ошибалась. Особенно с того момента, когда я и [другой человек], ожидая в коридоре, услышали, как вы [обсуждали меня и смеялись].

Судья [повысив голос]: Елена Александровна, я вынуждена прервать Вас, поскольку вы делаете отчётливо неправдивое утверждение; это является основанием для составления доклада о неуважении к суду! Поэтому, пожалуйста, успокойтесь; Вы уже сделали достаточно ложных утверждений, оскорбляющих суд.

Заявительница: То, что я сказала ... [не слышно]

Судья: [повысив голос]: Пожалуйста, обоснуйте, обоснуйте доказательствами, обоснуйте!

Заявительница: Есть моя жалоба ... [не слышно]

Судья: [повысив голос]: Эта жалоба – всего лишь Ваше субъективное мнение! Пожалуйста успокойтесь!

Заявительница: [повысив голос]: Я спокойна. Нет, это Ваше субъективное мнение. Вы доказывайте, что не делали этого! Мы стояли и слышали ...

Судья: Решения были оставлены в силе Апелляционным судом: Ваше дело в отношении K. – Ваше дело касалось выборов. Поэтому, пожалуйста, успокойтесь [не слышно] при [обосновании] своей позиции для оспаривания.

Заявительница: Ваши ссылки на решения Апелляционного суда ... [заявительница перечисляет имена, по-видимому, других судей]

Судья: Слушание откладывается!”

C. Производство против заявительницы в отношении неуважения к суду

11. По словам заявительницы, слушание было отложено в 9.30. После отсрочки судья M. проинструктировала свою секретаршу, г-жу P., составить отчёт об административном правонарушении в отношении заявительницы за неуважение к суду.

12. В отчёте заявительница обвинялась в неуважении к суду. В отчёте говорилось, что заявительница «1 июня 2017 г. в ходе судебного слушания ..., оспорив председательствующего судью, обвинила [её] в вынесении незаконных решений [и совершении] незаконных действий, делала заведомо ложные утверждения, оскорблявшие честь и достоинство судьи, не отреагировала на призыв успокоиться, [и] продолжала делать утверждения, демонстрировавшие её отчётливое неуважение к суду», и таким образом совершила правонарушение в соответствии со статьёй 185-3 Кодекса об административных правонарушениях Украины (далее – «Кодекс» – см. пункт 22 ниже). В отчёте говорилось, что права заявительницы в качестве лица, обвинённого в административном правонарушении, изложенные в статье 268 Кодекса (см. пункт 25 ниже), были объяснены ей, и что её дело должно было быть рассмотрено в тот же день. По словам заявительницы, доклад был составлен в 10.04. Прочитав его, она отказалась его подписывать.

13. Доклад сопровождался письменными показаниями г-жи С. (см. пункт 7 выше) и г-жи Ме. (по словам заявительницы, г-жа Me. была ученицей судьи М.), присутствовавшей на слушании и подтвердившей информацию, содержавшуюся в докладе.

14. По словам заявительницы, показания свидетелей не были в файле, когда он передавался судье Б., рассматривавшей её дело о неуважении к суду; они были получены впоследствии, по запросу судьи Б.

15. Заявительница утверждала, что материалы дела были переданы напрямую от секретарши судьи М. судье Б, без регистрации в судебном реестре и без назначения председателем суда в обычном порядке. Она также утверждала, что ей не дали доступ к материалам дела до слушания о неуважении к суду.

16. В тот же день судья Б. провела слушание в присутствии заявительницы. По словам заявительницы, слушание началось в 10.27. В ходе слушания заявительница не признала себя виновной в административном правонарушении неуважения к суду, и сделала устные утверждения в отношении обвинений, выдвинутых против неё. По-видимому, в ходе слушания заявительница тайно вела аудиозапись судебного процесса, представив запись довольно плохого качества, которую она предоставила Суду на CD-диске (см. пункт 48 ниже).

17. В 11.46 Судья Б. приняла своё решение, в котором заявительница была признана виновной в неуважении к суду и приговорена к административному задержанию сроком на пять суток. Судья Б. постановила, что заявительница «в ходе судебных слушаний, оспорив судью, обвинила судью M. в принятии незаконных решений [и осуществлении] незаконных действий, сделала ложные утверждения, оскорблявшие честь и достоинство судьи, не отреагировала на призывы успокоиться, и продолжала делать оскорбительные утверждения, явственно демонстрировавшие неуважение к суду». По мнению заявительницы, суд опирался на доклад (см. пункт 12 выше), показания свидетелей Ме. и С. (см. пункт 13 выше), и аудиозапись слушания (см. пункт 10 выше).

18. После этого заявительница провела пять дней под стражей.

19. 2 июля 2007 г. первый заместитель председателя Херсонского областного апелляционного суда, действуя по собственной инициативе, по смыслу статьи 294 Кодекса (см. пункт 28 выше), рассмотрел дело. Он рассмотрел материалы дела без проведения слушания и оставил в силе решение судьи Б. (см. пункт 17 выше). В своём обосновании первый заместитель председателя отметил, в частности, что заявительница не подала никакого заявления в своём деле - ни о позволении рассмотреть материалы дела, ни о сборе доказательств, ни о помощи адвоката.

D. Газетная статья, на которую заявительница ссылалась в своей речи

20. Статья под названием «Отец для сына, брат для брата», на которую заявительница ссылалась при оспаривании судьи M. (см. пункт 10 выше), была опубликована в газете «Деловые Новости» в неустановленный день. В ней описывалось уголовное дело в отношении драки в баре, в которой человек был убит и некий Г. обвинялся в этом убийстве. По-видимому, статья преимущественно основывалась на показаниях отца Г. В ней озвучивалась точка зрения, согласно которой Г. был невиновен, поскольку он не провоцировал драку, а лишь защищал друга, которого погибший, предположительно, унизил. В статье язвительно описывались решения судов по делу. В ней также описывались усилия, приложенные родителями Г. для его защиты. Согласно статье, Г. был осуждён судьёй В. из суда Новой Каховки и приговорён к восьми годам лишения свободы. После того, как приговор был отменён по апелляции, повторный суд провела судья M. которую, в соответствии со статьёй, вынудили осудить Г. «esprit de corps [судей] и корпоративная солидарность». В статье говорилось, что осуждение Г. судьёй M. вновь было отменено по апелляции и дело вновь было направлено на повторный суд в другой районный суд, и что родственники Г., по-видимому, обеспечили, чтобы дело было под контролем администрации президента и других высших государственных органов.

II. СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО

A. Кодекс об административных правонарушениях

21. Статья 32 § 1 Кодекса предусматривает, что административное задержание на срок до пятнадцати суток может применяться судами только в исключительных случаях за определённые административные правонарушения. Статья 32 § 2 Кодекса запрещает административное задержание беременных женщин, женщин с детьми возрастом до двенадцати лет, лиц, не достигших восемнадцатилетнего возраста и лиц с первой (наиболее серьёзной) группой инвалидности. Статья 33 Кодекса требует, чтобы орган, выносящий приговор, при определении приговора принял во внимание характер соответствующего правонарушения, степень виновности соответствующего лица и его финансовое положение, а также любые смягчающие и отягчающие обстоятельства.

22. Статья 185-3 Кодекса предусматривает наказание в виде штрафа или административного задержания на срок до пятнадцати суток за неуважение к суду, проявляющееся в неоднократном неподчинении требованиям о явке, невыполнении указаний председательствующего судьи или беспорядочном поведении в ходе слушания, или любых других действиях, которые свидетельствуют о явном неуважении к суду или установленным в суде правилам.

23. Статья 245 Кодекса предусматривает, что целью производства в отношении административного правонарушения является своевременное, полное и объективное установление обстоятельств каждого дела и их решение в соответствии с законом. Статья 248 предусматривает, что при рассмотрении дел, связанных с административными правонарушениями, органы власти должны руководствоваться принципом равенства всех граждан, независимо от их расы, вероисповедания, происхождения и т.д.

24. Статья 250 предусматривает, что прокуроры могут возбуждать дела в отношении административных правонарушений, принимать участие в рассмотрении таких дел, подавать заявления и осуществлять другие процессуальные права.

25. Статья 268 Кодекса предусматривает, в частности, следующие права лица, обвиняемого в административном правонарушении:

“Лицо, привлекаемое к административной ответственности, вправе: знакомиться с материалами дела, давать объяснения, представлять доказательства, заявлять ходатайства; при рассмотрении дела пользоваться юридической помощью адвоката ...”

Право на адвоката в разбирательствах в отношении административных правонарушений также гарантируется статьёй 271 Кодекса.

26. В соответствии со статьёй 277 Кодекса, решения по делам об административных правонарушениях, связанных с неуважением к суду, должны приниматься в течение двадцати четырёх часов с момента получения доклада об административном правонарушении.

27. В статье 279 Кодекса излагается порядок рассмотрения дел, связанных с административными правонарушениями. Она предусматривает, что в начале слушания председательствующий судья объявляет, какое дело рассматривается, и объясняет сторонам их права и обязанности. Затем зачитывается отчёт об административном правонарушении, выслушиваются стороны, собираются доказательства и решаются любые заявления, поданные сторонами. Если прокурор участвует в слушании (см. пункт 24 выше), выслушивается его мнение.

28. В рассматриваемое время статья 294 Кодекса предусматривала, что судебное решение об административном правонарушении может рассматривать судья, который принял его, по внеочередной апелляции, поданной прокурором, или председатель высшего суда по собственной инициативе.

29. Поправка, принятая 24 сентября 2008 г., представила обычный порядок обжалования в делах, связанных с административными правонарушениями (см. Luchaninova v. Ukraine, № 16347/02, § 33, 9 июня 2011).

B. Гражданский процессуальный кодекс

30. Статья 20 Гражданского процессуального кодекса (далее – «ГПК»), которая применялась к производству, в котором заявительница оспаривала судью M., предусматривала, что судья не мог принимать участие в рассмотрении дела и мог быть оспорен, если: (I) судья ранее принимал участие в деле в качестве, например, свидетеля, представителя или эксперта; (II) судья имел прямой или косвенный интерес в исходе судебного процесса; (III) судья является членом семьи или близким родственником одной из сторон; и/или (IV) существовали иные основания сомневаться в объективности и беспристрастности судьи.

ПРАВО

I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 6 КОНВЕНЦИИ

31. Заявительница жаловалась на различные нарушения статьи 6 Конвенции, соответствующие части которой гласят:

“1. Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела … независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона...

...

3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:

...

(b) иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты;

(c) защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или, при недостатке у него средств для оплаты услуг защитника, пользоваться услугами назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия;

(d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него

...”

A. Доводы сторон

1. Предполагаемое нарушение статьи 6 § 1 в отношении отсутствия беспристрастности

(a) Заявительница

32. Заявительница утверждала, что судья Б., которая вела её дело, не была независимой и беспристрастной. В частности, из-за отсутствия на слушании какой-либо стороны от обвинения, судья взяла на себя эту роль и действовала в качестве органа обвинения, направляя сбор доказательств против заявительницы и таким образом подрывая собственную беспристрастность.

33. Кроме того, дело было выдано этой судье необычным образом: несмотря на тот факт, что, согласно соответствующим положениям, материалы дела, связанного с административным правонарушением, должны были быть внесены в записи судебного реестра и после этого переданы председателю суда для выдачи судье (в соответствии с объективными критериями, изложенными в положениях – преимущественно по принципу «первый пришёл – первый получил»), в этом случае оно было передано напрямую от судьи M. судье Б. В поддержку этого утверждения заявительница отметила, что видела, как секретарша судьи М. передавала дело напрямую в офис судьи Б., и что у материалов дела не было номера, когда судья Б. насматривала дело (по словам заявительницы, номер был добавлен позже, но был написан в неправильном месте на первой странице материалов дела). С точки зрения заявительницы, это было доказательством того, что дело рассматривалось «поспешно», в нарушение применимых правил. Заявительница считала, что дело было передано судье Б.. потому что она ранее приняла решение по делу о клевете в отношении заявительницы (см. пункт 7 выше).

34. Заявительница также утверждала, что в ходе слушаний судья Б. участвовала в споре с заявительницей, и ссылалась на другие дела, в которых она председательствовала, и в которых заявительница действовала в качестве представителя. Судья отметила, что для заявительницы было привычным делом действовать неуважительно к суду. Когда заявительница попыталась объяснить свои причины оспаривания судьи M., судья Б. прервала её и угрожала ей ещё одним обвинением в неуважении к суду. Наконец, показания свидетелей С. и Ме. не были включены в доклад об административном правонарушении, а были составлены позже и добавлены к делу по указанию судьи Б. Заявительница попросила вызвать некоего г-на Д., предположительно, другого ученика судьи М., в качестве свидетеля, но судья Б. это не сделала.

(b) Правительство

35. Правительство ссылалось на законодательные положения, гарантирующие объективность и уважение к равенству сторон при рассмотрении дел, связанных с административными правонарушениями (см. пункт 23 выше). Оно подчеркнуло, что суд рассмотрел дело заявительницы только на основании доказательств, уже имевшихся в деле – а именно, отчёта о правонарушении, показаний свидетелей и аудиозаписи предварительного слушания с судьёй M. Таким образом, суд не принял на себя роль обвинения. Кроме того, уместность решения по делу заявительницы была подтверждена Апелляционным судом (см. пункт 19 выше).

36. Соответственно, Правительство настаивало, что не имело места нарушение статьи 6 § 1 Конвенции.

2. Предполагаемое нарушение статьи 6 §§ 1 и 3 (b)

(a) Заявительница

37. Заявительница утверждала, что у неё не было достаточно времени и возможностей для подготовки защиты, в нарушение статьи 6 §§ 1 и 3 (b) Конвенции. В 9.30 утра судья М. отложила слушание и указала своей секретарше составить отчёт о правонарушении; слушание в отношении этого отчёта началось в 10.27 утра – менее чем через час. Заявительница утверждала, что не была извещена о слушании в отношении неуважения к суду. Несмотря на то, что ей дали прочитать отчёт о правонарушении в 10.04 утра, она отказалась подписывать его до тех пор, пока у неё не будет возможности проконсультироваться с адвокатом. Ссылки в отчёте на то, что слушание будет проведено в тот же день, было недостаточно, поскольку заявительница не была проинформирована о времени слушания. Она не могла получить копии документов из материалов дела до слушания.

(b) Правительство

38. Правительство ссылалось на требование национального права о том, что дела, связанные с административными правонарушениями, касающимися неуважения к суду, должны рассматриваться в течение двадцати четырёх часов (см. пункт 26 выше). В отчёте о правонарушении, который заявительница прочла, но отказалась подписывать, говорилось, что дело будет рассмотрено в тот же день. Таким образом, она была проинформирована о дне слушания. Она могла потребовать отложить дело (в таком случае ей бы позволили изучить материалы дела) но, как установил Апелляционный суд, она это не сделала. Как обычный представитель в гражданских делах, в которых объём процессуальных прав был аналогичным, заявительница должна была знать об этой возможности. Это дело касалось событий, в которых заявительница сама участвовала. Принимая во внимание это и ограниченное количество материалов дела, у заявительницы было достаточно времени и возможностей для подготовки защиты. Соответственно, Правительство настаивало, что не имело места нарушение статьи 6 §§ 1 и 3 (b) Конвенции.

3. Предполагаемые нарушения статьи 6 §§ 1 и 3 (c) и (d)

(a) Заявительница

39. Заявительница утверждала, что, несмотря на то, что у неё было право на адвоката в соответствии с национальным законодательством (см. пункт 25 выше), председательствующий судья не спросил её о том, нуждалась ли она в помощи адвоката, и она сама не выдвинула этот вопрос, поскольку события проходили настолько быстро, что она не могла надлежащим образом реагировать на происходившее. У неё не было достаточно времени для рассмотрения серьёзности выдвинутых против неё обвинений или принятия решения о том, нуждалась ли она в юридическом представительстве. Соответственно, она утверждала, что имело место нарушение статьи 6 §§ 1 и 3 (c) Конвенции.

40. Заявительница также утверждала, что ей не было объяснено её право просить суд вызвать свидетелей. Свидетели от обвинения и защиты не были допрошены на слушании. Оба свидетеля со стороны обвинения имели предубеждение против заявительницы и в пользу судьи М., поскольку г-жа С. была её противницей в предыдущих разбирательствах относительно клеветы (см. пункт 7 выше), а г-жа Ме. была ученицей судьи М. (см. пункт 13 выше). Зная об этом, судья Б. не приняла это во внимание и не допросила этих лиц во время слушания. Несмотря на настойчивость заявительницы, суд отказался призвать и допросить некоего г-на Д., который, по её утверждению, был другим учеником судьи М., был свидетелем события и отказался давать показания против неё.

(b) Правительство

41. Правительство утверждало, что национальное законодательство требовало, чтобы заявительница была проинформирована о своих правах в начале слушания в отношении её дела (см. пункт 27 выше). Кроме того, обладая значительным опытом в судебных делах, она должна была знать о своих правах, включая своё право на юридическую помощь. Тем не менее, она не потребовала предоставить ей адвоката. Дело не было сложным и заявительница не продемонстрировала, что интересы правосудия требовали, чтобы её представляли.

42. Что касается жалобы заявительницы в соответствии со статьёй 6 § 3 (d), Правительство утверждало, аналогичным образом, что заявительница, будучи проинформированной о своих правах и обладая опытом в судебных процессах, не требовала вызвать каких-либо свидетелей. Кроме того, суд располагал прямым доступом к аудиозаписи слушания с судьёй M. и поэтому мог напрямую оценить слова и поведение заявительницы; поэтому свидетели не могли внести какую-либо новую информацию.

43. Соответственно, Правительство настаивало, что не имело места нарушение статьи 6 §§ 1 и 3 (c) или (d) Конвенции.

4. Другие предполагаемые нарушения статьи 6

44. Заявительница также утверждала, что национальное законодательство запрещало административное задержание женщин с детьми возрастом до двенадцати лет (см. пункт 21 выше.). Суд – не проверив, попадала ли заявительница в эту категорию – нарушил требования справедливого судебного процесса, несмотря на то, что в действительности у заявительницы в то время не было детей.

45. Суд также не принял во внимание никакие обстоятельства, которые могли бы смягчить ответственность заявительницы – такие, как тот факт, что её утверждения о судье M. являлись оценочными суждениями – или рассмотреть альтернативные санкции.

B. Оценка Суда

1. Приемлемость

46. Суд отмечает с самого начала, что в силу серьёзности санкции, административное производство вроде того, которое было направлено против заявительницы в настоящем деле, следует считать «уголовным» для целей Конвенции и Протоколов к ней (см. Gurepka v. Ukraine, № 61406/00, § 55, 6 сентября 2005), и поэтому оно должно привлекать весь спектр гарантий статьи 6 Конвенции и, соответственно, статьи 2 Протокола № 7. Правительство это не оспаривало.

47. В своих доводах заявительница ссылалась на некие утверждения, предположительно, сделанные ей и судьёй Б. в ходе слушания по обвинению в неуважении к суду 1 июня 2007 г. Она утверждала, в частности, что (I) судья Б., предположительно, предписала составить и прикрепить к материалам дела показания свидетелей С. и Ме, (II) в ходе слушания судья Б. начала спор с заявительницей и критиковала её поведение в ходе других дел с судьёй Б., не связанных с инцидентом с судьёй M., и (III) заявительница попросила вызвать одного из учеников судьи М., некоего г-на Д., в качестве свидетеля со стороны защиты (см. пункты 34 и 40 выше).

48. В поддержку этих утверждений заявительница, по-видимому, опиралась исключительно на аудиозапись слушания с судьёй Б. на CD диске, который она представила Суду (см. пункт 16 выше). Однако, она не объяснила, в каких условиях была сделана запись и её юридический статус в соответствии с национальным законодательством. Кроме того, запись является некачественной и неполной, и заявительница не представила расшифровку записей, или даже частей, на которые она, предположительно, опиралась. В таких условиях Суд не считает уместным принимать запись во внимание при своей оценке и установлении фактов. В любом случае, специфика задачи Суда в соответствии со статьёй 19 Конвенции – обеспечение соблюдения Договаривающимися Государствами своего обязательства соблюдать основополагающие права, закреплённые в Конвенции – обусловливает его подход к вопросам доказательств и доказывания (см. Baka v. Hungary [GC], № 20261/12, § 143, ECHR 2016). Как излагается в пунктах 61 - 70 ниже, фактов, установленных Судом на основании других доказательств, без использования записи, упомянутой в пункте 16 выше, достаточно для того, чтобы Суд мог разобраться с жалобами заявительницы в соответствии со статьёй 6 Конвенции.

49. Что касается утверждения заявительницы о назначении дела судье Б., в их поддержку заявительница опиралась на три элемента: (I) она стала свидетельницей того, как секретарша судьи М. передала физические материалы дела в офис судьи Б, (II) судья Б. не объявила номер дела в начале слушания, (III) номер дела был написан в неправильном месте на первой странице дела (см. пункты 15 и 33 выше).

50. Что касается первого из этих элементов, даже если принять утверждение заявительницы за правду, тот факт, что секретарь одного судьи передал дело в офис другого судьи, сам по себе не значит, что до этого дело не было должным образом передано этому судье в установленном порядке. Что касается второго элемента, по-видимому, он основан исключительно на аудиозаписи, упомянутой в пунктах 16 и 48 выше; в любом случае, заявительница не цитировала никакое законодательство или практику, которая требовала бы, чтобы судьи зачитывали номер дела в начале слушания. Что касается третьего элемента, заявительница не объяснила, почему она считала место, где был написан номер дела, «неправильным», и не привела никаких положений или руководящих документов в этом отношении. Наконец, по-видимому, заявительница не пыталась получить какую-либо информацию о назначении дела и не озвучила эту информацию на национальном уровне ни в каком виде.

51. Поэтому Суд считает приведенные выше утверждения необоснованными. Это же относится к утверждениям заявительницы о том, что суд не спросил, был ли у неё в то время ребёнок моложе двенадцати лет (см. пункт 44 выше).

52. В той мере, в какой жалоба заявительницы касается того, что суд не допросил свидетелей С. и Ме. во время суда над ней (см. пункт 40 выше), аналогично, ничто не указывает, что заявительница попросила вызвать этих свидетелей. В любом случае, суд выслушал полную запись предварительного слушания с судьёй M., которая включала речь заявительницы и её разговор с судьёй M. (см. пункты 10 и 17 выше), и показания свидетелей касались только их характеристики показаний заявительницы, которая не была обязывающей для суда. Поэтому ничто не указывает, что показания этих свидетелей были «единственным или решающим доказательством», на котором основывалось осуждение заявительницы, или что они имели настолько значительный вес, чтобы ограничить её защиту (см., например, Cabral v. the Netherlands (реш.), № 37617/10, §§ 18 и 23, 28 июня 2016).

53. Соответственно, вышеупомянутые части заявления должны быть отклонены как отчётливо необоснованные, в соответствии со статьёй 35 §§ 3 (a) и 4 Конвенции.

54. Что касается утверждения заявительницы в соответствии со статьёй 6 о том, что национальный суд не принял во внимание обстоятельства, которые могли смягчить её ответственность – такие, как то, что её показания являлись оценочными суждениями – или рассмотреть какие-либо альтернативные санкции (см. пункт 45 выше), Суд, распоряжаясь классификацией фактов дела в праве (см. Guerra and Others v. Italy, 19 февраля 1998, § 44, Reports of Judgments and Decisions 1998-I), считает, что эти аргументы следует рассматривать в соответствии со статьёй 10 Конвенции (см. пункты 77 - 97 ниже).

55. Суд отмечает, что остальная часть жалоб заявительницы в соответствии со статьёй 6 – то есть, жалоба в соответствии со статьёй 6 § 1 в отношении требования беспристрастности (в той степени, в какой это касается отсутствия стороны обвинения на суде над заявительницей – см. пункт 32 выше) и жалоба заявительницы в соответствии со статьёй 6 §§ (b) и (c) см. пункты 37 и 39 выше) – не являются отчётливо необоснованными по смыслу статьи 35 § 3 (a) Конвенции. Он также отмечает, что они не являются неприемлемыми по каким-либо иным основаниям. Поэтому они должны быть провозглашены приемлемыми.

2. Существо дела

(a) Предполагаемое нарушение статьи 6 § 1 по причине отсутствия беспристрастности

(i) Соответствующие принципы

(б) Беспристрастность в целом

56. Суд повторяет, что «беспристрастность» обычно обозначает отсутствие предубеждения или предвзятости, и её наличие или отсутствие можно проверить различными способами. В соответствии с устоявшимся прецедентным правом Суда, существование беспристрастности для целей статьи 6 § следует определить в соответствии с (I) субъективной проверкой, при которой следует обратить внимание на личные убеждения и поведение конкретного судьи (то есть, обладал ли судья какой-либо личной предвзятостью или предубеждением в настоящем деле); и (II) объективной проверкой – то есть, путём проверки того, предлагал ли сам суд (и, среди прочих аспектов, его состав) достаточные гарантии для исключения любого законного сомнения в отношении его беспристрастности (см., например, Morice v. France [GC], № 29369/10, § 73, ECHR 2015, с дальнейшими ссылками). Что касается объективной проверки, следует определить, имелись ли, помимо поведения судьи, установленные факты, способные вызвать сомнения в отношении беспристрастности судьи. Это подразумевает, что при принятии решения о том, имелась ли в данном деле законная причина опасаться, что конкретный судья или орган, заседающий в суде, не беспристрастен, позиция затронутых лиц важна, но не являются решающей. Решающим является то, могут ли эти опасения быть объективно оправданы (там же, § 76). Объективная проверка преимущественно касается иерархических или иных связей между судьёй или иными участниками судебного процесса. В связи с этим даже внешний вид может иметь определённое значение, или, иными словами, «справедливость должна быть не только осуществлена, это должно быть заметно». На кону стоит доверие, которое суды в демократическом обществе должны внушать народу (там же, § 77 и 78).

(в) Отсутствие органа обвинения на суде

57. Суд рассмотрел вопрос соблюдения принципа беспристрастности в ряде дел, в которых органы обвинения отсутствовали в какой-либо части судебного процесса над заявителями или в течение всего процесса.

58. В деле Thorgeir Thorgeirson v. Iceland (25 июня 1992, §§ 52 и 53, серия А № 239) Суд не признал нарушения статьи 6, когда прокурор отсутствовал в течение части уголовного суда над заявителем, в течение которой суд не был призван проводить расследование по существу дела, и тем более – выполнять какие-либо обязанности, которые выполнял бы прокурор, если бы присутствовал. В деле Padovani v. Italy (26 февраля 1993, §§ 28 и 29, серия А № 257-B) перед Судом стоял вопрос о том, вызвал ли тот факт, что pretore выполнил функцию следственного судьи до суда, в частности, допросил заявителя, после чего действовал в качестве судьи первой инстанции, вопрос о его беспристрастности. Однако, в отношении фактов и на основании конкретных действий, которых осуществил pretore, не было выявлено никакое нарушение.

59. В деле Ozerov v. Russia (no. 64962/01, §§ 53-58, 18 мая 2010) и Krivoshapkin v. Russia (№ 42224/02, §§ 44-46, 27 января 2011) Суд признал нарушения принципа беспристрастности, когда прокурор отсутствовал в течение всего уголовного процесса над заявителями, но суды продолжали рассматривать доказательства, допрашивали ответчиков и свидетелей, и осудили заявителей. Суд признал, что в таких обстоятельствах суды спутали роли обвинителя и судьи, и таким образом предоставили основания для законных сомнений в их беспристрастности.

60. В деле Karelin v. Russia (№ 926/08, §§ 51-84, 20 сентября 2016 г.) Суд признал нарушение принципа беспристрастности в ходе производства, связанного с административным правонарушением, против заявителя, на котором отсутствовала сторона обвинения.

(ii) Применение вышеизложенных принципов к настоящему делу

61. Суд отмечает с самого начала, что принимая во внимание выводы Суда в пунктах 47 - 51 выше, беспристрастность судьи Б. нельзя поставить под сомнение в соответствии с субъективной проверкой.

62. Обращаясь к объективной проверке, Суд отмечает, что национальный суд провёл устное слушание, на котором присутствовала только заявительница; на этом слушании национальный суд изучил заявительницу и материалы дела. Несмотря на то, что заявительница не признала вину, суд осудил её (см. пункты 16-17 выше).

63. Дело было рассмотрено в соответствии с процессуальными правилами, которые были очень похожи на правила, с которыми Суд столкнулся в деле Karelin (цит. выше, §§ 61-67). Роль органа, который составил отчёт об административном правонарушении (в этом деле – секретаря судьи) ограничивалась передачей отчёта и сопровождающих доказательств в суд. Как только эта функция была осуществлена, у этого органа больше не было роли в производстве, как и у прокуратуры. Другими словами, в производстве в суде не было «обвиняющей стороны» или «органа обвинения». Пострадавшую сторону также не представляли в судебном процессе. В то время, как прокуратура имела право присутствовать (см. пункт 24 выше), по-видимому, в действительности она не присутствовала, и даже не была извещена о производстве. В этом смысле никто на слушании не мог противоречить заявительнице.

64. В таких обстоятельствах Суд считает, что суд первой инстанции не имел иного выхода и был вынужден принять на себя роль представления – и, что важнее, осуществлял роль поддержки – стороны обвинения на устном слушании. Суд не убеждён, что имелись достаточные гарантии, позволяющие исключить законные сомнения в отношении негативного воздействия, которое такая процедура может оказать на беспристрастность суда (там же, §§ 73 и 75).

65. В этом контексте суд повторяет, что, как он постановил в деле Karelin, где (i) было проведено устное слушание для определения «уголовного обвинения» заявителя и (ii) имея достаточно возможностей явиться, от которых защита не отказалась надлежащим образом, присутствие прокуратуры, как правило, было уместным для предотвращения законных сомнений, которые в противном случае могут возникнуть в отношении беспристрастности суда (там же, § 76).

66. Тот факт, что дело было впоследствии рассмотрено первым заместителем председателя Апелляционного суда (см. пункт 19 выше) не исправляет отсутствие беспристрастности суда, осудившего заявительницу. Даже если представить, что этот орган обладал полномочиями по отмене осуждения заявительницы на основании того, что суд Новой Каховки не был беспристрастным, он не сделал это и оставил в силе осуждение заявительницы и её приговор (см., с необходимыми изменениями, Ozerov, цит. выше, § 56, и Krivoshapkin, цит. выше, § 45).

67. Соответственно, имело место нарушение статьи 6 § 1 Конвенции в отношении требования беспристрастности.

(b) Предполагаемое нарушение статьи 6 §§ 1 и 3 (b)

68. В той мере, в какой заявительница жаловалась на нарушение статьи 6 § 3 (b) Конвенции (см. пункт 37 выше), Суд отмечает, что поскольку требования статьи 6 § 3 составляют конкретные аспекты права на справедливый судебный процесс, гарантируемого согласно статье 6 § 1, Суд рассмотрит жалобу заявительницы, представленную в соответствии со статьёй 6 § 3 в соответствии с этими положениями, взятыми совместно (см., например, Gдfgen v. Germany [GC], № 22978/05, § 169, ECHR 2010).

69. Суд уже признал нарушения прав заявителей в соответствии со статьёй 6 §§ 1 и 3 (b) в делах, связанных с административными правонарушениями, когда, как в настоящем деле, период между составлением отчёта об административном правонарушении и рассмотрением административных дел заявителей составлял не больше нескольких часов (см. Kornev and Karpenko v. Ukraine, № 17444/04, §§ 67 и 68, 21 октября 2010, и Vyerentsov v. Ukraine, № 20372/11, §§ 76 и 77, 11 апреля 2013). Рассмотрев все материалы в своём распоряжении, Суд не выявил никаких аргументов, способных убедить его достичь иного вывода в данном деле. Даже если признать, что дело заявительницы не было особенно сложным, Суд не убеждён, что обстоятельства, в которых протекал суд над заявительницей, позволяли ей должным образом ознакомиться и оценить выдвинутое против неё обвинение и доказательства и разработать жизнеспособную стратегию защиты.

70. Соответственно, имело место нарушение статьи 6 §§ 1 и 3 (b) of Конвенции в связи с тем, что заявительнице не обеспечили достаточно времени для подготовки защиты.

(c) Предполагаемое нарушение статьи 6 §§ 1 и 3 (c)

71. Принимая во внимание свои выводы в пунктах 67 и 70 выше, Суд считает, что не возникает отдельный вопрос в соответствии со статьёй 6 §§ 1 и 3 (c) Конвенции (см. пункт 39 выше; см. также, с необходимыми изменениями, Kyprianou v. Cyprus [GC], № 73797/01, § 141, ECHR 2005-XIII, и Kornev and Karpenko, цит. выше, § 71).

II. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 10 КОНВЕНЦИИ

72. Заявительница жаловалась на нарушение её права на свободу слова в соответствии со статьёй 10 Конвенции, которая гласит:

“1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. ...

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия.”

A. Приемлемость

73. Суд отмечает, что эта жалоба не является отчётливо необоснованной по смыслу статьи 35 § 3 (a) Конвенции. Он также отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Поэтому она должна быть провозглашена приемлемой.

B. Существо дела

1. Доводы сторон

(a) Заявительница

74. Заявительница утверждала, что имело место несоразмерное вмешательство в её свободу слова. Понятие «неуважение к суду» в национальном законодательстве было размытым: В частности, в Кодексе об административных правонарушениях использовался термин «действия» при описании неуважения к суду (см. пункт 22 выше). С точки зрения заявительницы, это значило, что неуважение к суду не может проявляться только в словах. Её оспаривание судьи неизбежно привело бы к выражению мнений, неприятных для судьи, но заявительница не использовала никакие слова или выражения, которые могли бы оскорбить судью. Заявительница считала, что у судьи было предубеждение против неё, и статья в газете «Деловые Новости» (см. пункт 20 выше) укрепила это мнение, которое не могло считаться оскорбительным или унижающим по отношению к судье. Осуждение заявительницы, и, в частности, наложенное наказание рисковало оказать охлаждающее воздействие на лиц, судящихся для защиты своих прав. Поскольку члены общественности не присутствовали на слушании, не было необходимости прибегать к чрезвычайным мерам для поддержания авторитета суда. Следует отметить, что заявительница сделала своё утверждение только на судебном слушании, а не в СМИ.

75. Даже если она проявила «неуважение к суду», возложенное наказание было слишком несоразмерным его цели. В соответствии с национальным законодательством, административное задержание в качестве наказания могло применяться только в исключительных случаях, и до его применения следовало принять во внимание ряд факторов (см. пункт 21 выше). Поэтому суд должен был отдельно обосновать выбранное им наказание и рассмотреть альтернативные способы наказания, включая штраф, но он этого не сделал.

(b) Правительство

76. Правительство согласилось, что имело место вмешательство в свободу слова заявительницы. Однако, оно утверждало, что вмешательство было законным, поскольку оно основывалось на положениях Кодекса об административных правонарушениях и преследовало законные цели (I) поддержания авторитета и беспристрастности суда, и (II) предотвращения преступлений. Что касается того, было ли вмешательство «необходимым в демократическом обществе», Правительство утверждало, что заявительница, выдвинув свои аргументы, должна была представить аргументы в отношении предполагаемой предвзятости осторожно, а не подрывая авторитет суда; кроме того, она должна была воздержаться от оскорбительных утверждений. Однако заявительница привела личные причины для недоверия судье M., которые являлись неуважительными к судье и суду в целом. Ни одна из причин, приведенных для её оспаривания, не поддерживалась никакими доказательствами – в действительности, они вышли далеко за рамки того, что было необходимо для поддержки оспаривания и превратились в недоказанные утверждения о поведении судьи. Когда судья предупредила заявительницу, что ложные обвинения могут стать основаниями для привлечения её к ответственности за неуважение к суду, заявительница не остановилась, а продолжила делать утверждения и завязала спор с судьёй. Что касается соразмерности – хотя максимально возможное наказание составляло лишение свободы сроком на пятнадцать суток, заявительница была приговорена только к пяти суткам. Уместность этого наказания была подтверждена первым заместителем председателя Апелляционного суда.

2. Оценка Суда

77. Суд считает, и это не оспаривается сторонами, что осуждение заявительницы являлось вмешательством в её право на свободу слова. Такое вмешательство нарушит Конвенцию, если не будет соответствовать критериям, изложенным в пункте 2 статьи 10. Поэтому Суд должен определить, было ли оно «предписано законом», преследовало ли оно одну или несколько законных целей, перечисленных в этом пункте, и было ли оно «необходимым в демократическом обществе» для достижения таких целей.

(a) «Предписано законом»

78. Суд отмечает, что соответствующее вмешательство имело основу в национальном законодательстве, а именно, статью 185-3 Кодекса об административных правонарушениях (см. пункт 22 выше).

79. Заявительница, по-видимому, утверждала, по сути, что толкование национальными судами соответствующего положения было слишком широким, поскольку, по её словам, в своих терминах оно охватывало только неуважение, выражавшееся в физических действиях – а не только в словах (см. пункт 74 выше). Суд отмечает, что преимущественно национальные органы власти, в частности, суды, должны толковать и применять национальное законодательство (см., например, Satakunnan Markkinapцrssi Oy and Satamedia Oy v. Finland [GC], № 931/13, § 144, 27 июня 2017). Ничто не указывает, что толкование национального суда, состоявшее в том, что соответствующее положение применялось к неуважительной речи, а не только к физическим действиям, было произвольным или отчётливо беспричинным. В частности, заявительница не привела никакие примеры национального прецедентного права, которые поддержали бы её толкование (сравните Medћlis Islamske Zajednice Brиko and Others v. Bosnia and Herzegovina [GC], №№ 17224/11, § 71, 27 июня 2017).

80. В этих обстоятельствах Суд вынужден прийти к выводу о том, что обжалуемое вмешательство было «предписано законом» по смыслу статьи 10 § 2 Конвенции. В любом случае, заявительница привела аргумент в отношении различия между «действиями» и «речью» в поддержку своего более общего аргумента о том, что вмешательство было несоразмерным, который являлся частью вопроса о том, было ли оно «необходимым в демократическом обществе» и который Суд рассмотрит ниже.

(b) «Законная цель»

81. Суд считает, что вмешательство в свободу слова заявительницы преследовало законную цель поддержания авторитета суда по смыслу статьи 10 § 2 Конвенции (см. Kyprianou, цит. выше, § 168, и Radobuljac v. Croatia, № 51000/11, §§ 53 и 54, 28 июня 2016).

(c) «Необходимость в демократическом обществе»

(i) Соответствующие принципы

82. Прилагательное «необходимое», по смыслу статьи 10 § 2, подразумевает существование «насущной социальной необходимости». Договаривающиеся Государства обладают определённой степенью усмотрения при оценке того, существует ли такая необходимость, но она тесно связана с европейским надзором, охватывая как законодательство, так и использующие его решения, включая решения, принятые независимым судом. Поэтому Суд уполномочен принять окончательное постановление о том, совместимо ли «ограничение» со свободой слова, которую защищает статья 10. Задача Суда, при осуществлении его надзорной юрисдикции, состоит не в занятии места уполномоченных национальных органов, а в рассмотрении в соответствии со статьёй 10 решений, принятых ими в соответствии с их полномочиями по усмотрению. Это не значит, что надзор ограничивается проверкой того, воспользовалось ли государство-ответчик своей мерой усмотрения разумно, осторожно и добросовестно; Суд должен рассмотреть обжалуемое вмешательство в свете дела в целом и определить, было ли оно «соразмерным преследуемой законной цели» и были ли причины, приведенные национальными органами для его оправдания, «соответствующими и достаточными». При этом Суд должен убедиться в том, что национальные органы власти применили стандарты, соответствовавшие принципам, закреплённым в статье 10, и, кроме того, что они опирались на приемлемую оценку соответствующих фактов (см. Morice, цит. выше, § 124, с дальнейшими ссылками).

83. С другой стороны, любой, кто осуществляет свою свободу слова, берёт на себя «обязанности и ответственность», объём которой зависит от конкретной ситуации и используемых технических средств (см. Handyside v. the United Kingdom, 7 декабря 1976, § 49, серия А № 4). Как закреплено в статье 10, эта свобода подвержена исключениям, которые, однако, должны осуществляться строго, и необходимость любых ограничений должна быть установлена убедительным образом (см. Perna v. Italy [GC], № 48898/99, § 39, ECHR 2003?V). Свобода слова сторон в зале суда не является неограниченной, и определённые интересы, такие, как авторитет суда, достаточно важны для оправдания ограничений этого права (см. Mariapori v. Finland, № 37751/07, § 62, 6 июля 2010).

84. Однако, Суд также постановил, что только в исключительных обстоятельствах ограничение – даже в виде мягкого уголовного наказания – свободы слова адвоката может быть признано необходимым в демократическом обществе (см. Nikula, цит. выше, §§ 54-55, и Kyprianou, цит. выше, § 174). Аналогичные соображения применяются в отношении утверждений, сделанных свидетелями, дающими показания в суде (см. Mariapori, цит. выше, § 62).

85. Суд принимает во внимание тот факт, что вмешательство в свободу слова в ходе судебного процесса может также вызвать вопрос в соответствии со статьёй 6 Конвенции в отношении права на справедливый судебный процесс. Хотя свобода слова сторон не должна быть неограниченной, «равенство сторон» и другие соображения справедливости могут препятствовать свободному обмену аргументами между сторонами (см. Nikula, цит. выше, § 49, и Mariapori, цит. выше, § 63).

86. Наконец, характер и серьёзность наложенных санкций также являются факторами, которые необходимо принять во внимание при оценке соразмерности вмешательства. Как Суд ранее отмечал, вмешательства в свободу слова могут оказать охлаждающее воздействие на осуществление этой свободы. Выражаясь в общих чертах, хотя государственные учреждения, являясь гарантами институционального общественного порядка, имеют право на защиту со стороны уполномоченных органов, доминирующая позиция, занятая этими учреждениями, требует, чтобы органы власти были сдержанными в использовании уголовного производства (см., например, Morice, цит. выше, § 127).

(ii) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

87. Суд должен убедиться, в соответствии с фактами дела, был ли соблюдён справедливый баланс между необходимостью защитить авторитет суда, с одной стороны, и, с другой стороны, защитой свободы слова заявительницы.

88. При оценке утверждений, адресованных судьям, Суд в своём прецедентном праве подчеркнул, что суды, как и любые другие государственные учреждения, не застрахованы от критики и надзора. Поэтому, хотя стороны имеют право делать замечания об отправлении правосудия для защиты своих прав, их критика не должна переходить определённые границы. В частности, следует различать критику и оскорбления. Если единственным намерением любого вида выражения мнений является оскорбление или нападение на достоинство суда или его членов, соответствующее наказание, в принципе, не будет нарушать статью 10 Конвенции (см., например, Skaіka v. Poland, № 43425/98, § 34, 27 мая 2003; Saday v. Turkey, № 32458/96, § 36, 30 марта 2006; и Ћugiж v. Croatia, № 3699/08, § 45, 31 мая 2011).

89. Суд считает, что в настоящем деле речь заявительницы зашла далеко за рамки простой критики решений судьи М. и сомнения в её беспристрастности, и превратилась в личное нападение на судью, вменяя ей весьма ненадлежащее поведение вопреки её профессиональным обязанностям. В частности, заявительница утверждала, что судья M. «не приняла ни единого законного решения в делах, в которых [заявительница] была представителем или стороной», «ни разу не защитила права [заявительницы] или права лиц, которых [заявительница] представляла», принимала решение по делу «согласно инструкциям, которые [она] получила, и закон ... абсолютно ничего для [неё] не значил». Заявительница также добавила, что была неправа, когда утверждала, что судья M. была «компетентным и хорошим судьёй» (см. пункт 10 выше; сравните Kincses v. Hungary, № 66232/10, §§ 39-40, 27 января 2015, в котором адвокат поставил под сомнение профессиональную компетенцию судьи, рассматривавшего его дело; Rodriguez Ravelo v. Spain, № 48074/10, § 46, 12 января 2016, в котором заявитель приписывал районному судье предосудительное поведение, такое, как добровольное принятие решения об искажении реальности, ложь без колебаний, или даже выдача ложного отчёта, содержавшего ложную и вредоносную информацию; Saday, цит. выше, § 35, в котором обвиняемый описал турецкий суд, как «палачи, наряженные в халаты»; и Ћugiж, цит. выше, § 47, в котором извещение заявителя об апелляции содержало формулировку, подразумевающую, что судья как личность был невежественной и некомпетентной; и также, для контраста Radobuljac, цит. выше, § 66, в котором Суд счёл, что комментарии адвоката были направлены на характер проведения судебного процесса судьёй, и поэтому ограничивались поведением судьи в деле его клиента, и отличались от критики, сфокусированной на его общих качествах, профессиональных или иных).

90. Заявительница утверждала, что её речь преимущественно основывалась на статье, опубликованной в газете «Деловые новости», в которой упоминалась судья M. (см. пункт 20 выше). Однако в действительности критика судьи со стороны заявительницы была весьма широкой (сравните Saday, цит. выше, § 35) и только одну её часть можно было считать основанной на статье. Кроме того, статья касалась судьи М. лишь относительно и даже в той степени, в какой судья М. была затронута, статья не содержала никакую конкретную фактическую информацию, в противовес размытым и, по-видимому, точно так же необоснованным утверждениям о её мотивах. Заявительница не ссылалась на какие-либо иные фактические основания для своих утверждений о судье M.

91. Поэтому Суд не видит причины ставить под сомнение выводы национального суда о том, что утверждения заявительницы были неправдивые. По этим же причинам Суд считает, что даже если некоторые из утверждений заявительницы могли считаться оценочными суждениями, а не фактическими утверждениями, не была установлена никакая достаточно точная и надёжная фактическая основа, соразмерная характеру утверждений заявительницы (см., для соответствующего принципа, Jerusalem v. Austria, № 26958/95, § 43, ECHR 2001-II).

92. Несмотря на то, что судья неоднократно предупредила заявительницу о необходимости быть умеренной в её утверждениях (иначе она рисковала столкнуться с возможным обвинением в неуважении к суду), заявительница придерживалась своих утверждений (см., напротив, Mariapori, цит. выше, § 64).

93. В то же время тяжесть утверждений заявительницы смягчалась несколькими обстоятельствами. Что касается характера её замечаний, в то время, как они действительно были очень критическими, радикальными и эмоциональными, заявительница ограничилась формальными выражениями и не прибегала к непристойной, принижающей или очень саркастичной речи (см., напротив Skaіka, цит. выше, § 10, и Rodriguez Ravelo, цит. выше, § 46), Кроме того, важно отметить, что утверждения были сделаны в зале суда, где принцип справедливости препятствует свободному, и даже напористому обмену мнениями между сторонами (см. Morice, цит. выше, § 137). В то время как слушание, в принципе, было открытым для общественности, заявительница утверждала, и Правительство не оспорило это, что присутствовали только сотрудники суда, ученики и г-жа С. (адвокат противной стороны) (сравните, например, Raichinov v. Bulgaria, № 47579/99, § 48, 20 апреля 2006). Кроме того, оспариваемые замечания не повторялись за пределами зала суда (см. Morice, цит. выше, § 137). Отсюда следует, что все присутствующие, в силу своего положения и обучения, не могли быть восприимчивы к радикальной и эмоциональной критике судьи со стороны заявительницы; поэтому маловероятно, что менее суровое наказание за утверждения заявительницы серьёзно повредило бы авторитету суда.

94. В таких обстоятельствах Суд считает решающей необъяснённую тяжесть наказания. наложенного на заявительницу, в сочетании с недостатками, которые он выявил в применённой против неё процедуре.

95. Суд отмечает, что заявительница не была адвокатом (см. пункт 6 выше), и поэтому не могла быть подвергнута дисциплинарным мерам; это ограничивало спектр наказаний, доступных для национального суда в отношении её плохого поведения. Однако менее серьёзное наказание, в виде штрафа, всё ещё было доступным суду (см. пункт 22 выше; см. также Kyprianou, цит. выше, §§ 178 и 180), но суд не рассмотрел конкретно вопрос о том, почему он счёл лишение свободы более уместным наказанием, несмотря на то, что это было его обязанностью в соответствии с национальным законодательством (см. пункт 21 выше).

96. Поэтому Суд считает, что наложенное на заявительницу наказание было несоразмерно строгим, и поэтому могло оказать «охлаждающее воздействие» на лиц (в том числе адвокатов), занимающихся представительством в судебном производстве. Выводы Суда о процессуальной несправедливости в производстве против заявительницы (см. пункты 67 и 70 выше) служат для устранения этой несоразмерности (см., с необходимыми изменениями, Kyprianou, цит. выше, §§ 171 и 181, и Morice, цит. выше, § 155).

97. Соответственно, имело место нарушение статьи 10 Конвенции.

III. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 2 ПРОТОКОЛА № 7

98. Заявительница жаловалась, что была лишена права на обжалование решения в её уголовном деле. Она ссылалась на статью 2 Протокола № 7, которая гласит:

“1. Каждый осужденный за совершение уголовного преступления имеет право на то, чтобы вынесенный в отношении него приговор или определенное ему наказание были пересмотрены вышестоящей судебной инстанцией. Осуществление этого права, включая основания, на которых оно может быть осуществлено, регулируется законом.

2. Из этого права могут делаться исключения в отношении незначительных правонарушений, признанных таковыми законом, или когда соответствующее лицо было судимо уже в первой инстанции верховным судом или признано виновным и осуждено в результате судебного пересмотра его оправдания.”

A. Приемлемость

99. Суд считает, что эта жалоба не является отчётливо необоснованной по смыслу статьи 35 § 3 (a) Конвенции. Он также считает, что она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Поэтому она должна быть провозглашена приемлемой.

B. Существо дела

1. Доводы сторон

100. Заявительница утверждала, что, как было установлено Судом в его предыдущих решениях, в рассматриваемое время в делах об административных правонарушениях не существовал обычный порядок обжалования. Существовавший экстренный порядок апелляции не отвечал требованиям статьи 2 Протокола № 7. Правонарушение, за которое заявительница была осуждена, было серьёзным и не подлежало исключениям, предусмотренным во втором пункте статьи 2 Протокола № 7.

101. Правительство утверждало, что заявительница имела право обжаловать решение, в соответствии со статьёй 294 Кодекса, которое она осуществила, потребовав пересмотреть дело. Это было сделано первым заместителем председателя Областного апелляционного суда (см. пункты 28 и 19 выше, соответственно).

2. Оценка Суда

102. Суд уже признал нарушения статьи 2 Протокола № 7, поскольку (i) законодательство Украины, до поправок, принятых в 2008 г. (см. пункт 29 выше), не предусматривало право на обжалование, по смыслу пункта 1 этого положения, в делах об административных правонарушениях (см. Gurepka, цит. выше, §§ 59-62), и (ii) административное правонарушение неуважения к суду не могло считаться «незначительным правонарушением» по смыслу пункта 2 этого положения (см. Gurepka v. Ukraine (№ 2), № 38789/04, §§ 32 и 33, 8 апреля 2010). Суд также отметил, что процедура в соответствии со статьёй 294 Кодекса, использованная Правительством (см. пункт 101 выше), не предусматривала в рассматриваемое время право на обжалование по смыслу статьи 2 Протокола № 7 (см. Gurepka, цит. выше, §§ 60 и 61, и, с необходимыми изменениями, Luchaninova v. Ukraine, № 16347/02, § 70, 9 июня 2011, где, несмотря на этот вывод, по фактам не было выявлено нарушение Конвенции, поскольку заявитель был осуждён за «незначительное правонарушение»). Суд также достиг аналогичного вывода в своём прецедентном праве в отношении других стран (см. Galstyan v. Armenia, № 26986/03, §§ 124?27, 15 ноября 2007, и Kakabadze and Others v. Georgia, № 1484/07, §§ 97 и 98, 2 октября 2012). Рассмотрев все материалы в своём распоряжении, Суд не выявил никакого факта или аргумента, способного убедить его достичь иного вывода в настоящем деле.

103. Соответственно, имело место нарушение статьи 2 Протокола № 7.

IV. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 7 КОНВЕНЦИИ

104. Наконец, заявительница жаловалась в соответствии со статьёй 7 Конвенции, что её выражения не могли считаться неуважением к суду, и что это правонарушение не было сформулировано в национальном законодательстве с достаточной точностью.

105. Принимая во внимание факты дела, доводы сторон и свои выводы в соответствии с другими положениями Конвенции, Суд считает, что он рассмотрел основные юридические вопросы, выдвинутые в данном заявлении, и что нет необходимости принимать отдельное решение о приемлемости и по существу данной жалобы.

V. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

106. Статья 41 Конвенции гласит:

“Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне”.

A. Компенсация вреда

107. Заявительница потребовала выплатить ей 30,000 евро (EUR) в качестве компенсации нематериального вреда.

108. Правительство оспорило это требование.

109. Суд, принимая решение на справедливой основе, присуждает заявительнице EUR 3,000 в качестве компенсации нематериального вреда.

B. Компенсация расходов и издержек

110. Заявительница требовала выплатить ей 117,220.80 гривен (UAH – приблизительно EUR 10,168) для выплаты юридических гонораров за разбирательства в Суде и UAH 164.31 (приблизительно EUR 14) для компенсации почтовых расходов, понесенных в Суде, для уплаты напрямую на банковский счёт её представителя.

111. Правительство сочло это требование чрезмерным и необоснованным.

112. В соответствии с прецедентным правом Суда, заявитель имеет право на компенсацию расходов и издержек только в той степени, в какой было продемонстрировано, что они действительно и обязательно были понесены и были справедливыми по объёму. В настоящем деле, принимая во внимание документы в своём распоряжении и приведенные выше критерии, Суд считает разумным присудить заявительнице EUR 5,200 в этом отношении, для выплаты напрямую на банковский счёт представителя заявительницы (sсм., с необходимыми изменениями, Khlaifia and Others v. Italy [GC], № 16483/12, § 288, ECHR 2016 (выдержки), и Oleksandr Volkov v. Ukraine, № 21722/11, § 219, ECHR 2013).

C. Пеня

113. Суд считает разумным, что пеня должна быть основана на предельной кредитной ставке Европейского Центрального Банка, с добавлением трёх процентных пунктов.

ПО ЭТИМ ПРИЧИНАМ СУД, ЕДИНОГЛАСНО,

1. Провозглашает жалобы в соответствии со статьёй 6 § 1 в отношении выполнения требования о беспристрастности (в том, что касается отсутствия обвиняющей стороны на суде над заявительницей), статьи 6 §§ 3 (b) и (c), статьи 10 Конвенции и статьи 2 Протокола № 7 приемлемыми, и остальную часть жалоб в соответствии со статьёй 6 неприемлемой;

2. Постановляет, что нет необходимости рассматривать приемлемость и существо жалобы в соответствии со статьёй 7 Конвенции;

3. Постановляет, что имело место нарушение статьи 6 § 1 Конвенции в отношении требования о беспристрастности;

4. Постановляет, что имело место нарушение статьи 6 §§ 1 и 3 (b) Конвенции в отношении того, что заявительнице не обеспечили надлежащее время для подготовки защиты;

5. Постановляет, что не возникает отдельный вопрос в соответствии со статьёй 6 §§ 1 и 3 (c) Конвенции;

6. Постановляет, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции;

7. Постановляет, что имело место нарушение статьи 2 Протокола № 7;

8. Постановляет

(a) что государство-ответчик обязано выплатить заявительнице, в течение трёх месяцев с даты, когда решение станет окончательным, в соответствии со статьёй 44 § 2 Конвенции, следующие суммы, конвертированные в валюту государства-ответчика по курсу, применимому на дату выплаты:

(I) EUR 3,000 (три тысячи евро), плюс любой налог, который может быть взыскан, в качестве компенсации нематериального вреда;

(II) EUR 5,200 (пять тысяч двести евро), плюс любой налог, который может быть взыскан с заявительницы, в качестве компенсации расходов и издержек, для выплаты на банковский счёт представителя заявительницы;

(b) что с момента истечения вышеупомянутых трёх месяцев до выплаты, на вышеуказанную сумму начисляется пеня, равная предельной кредитной ставке Европейского Центрального Банка в этот период с добавлением трёх процентных пунктов;

9. Отклоняет остальную часть требований заявительницы в отношении справедливой компенсации.

Составлено на английском языке и провозглашено в письменном виде 6 марта 2018 г., в соответствии с правилом 77 §§ 2 и 3 Регламента Суда.

Мариалена Цирли Винсент А. Де Гаэтано

Секретарь Председатель

Перевод Харьковской правозащитной группы.

Автор: Слуцкая Татьяна Ивановна