Баланс интересов в вопросах информации о медицинских исследованиях (в контексте решения ЕСПЧ по делу «Gillberg v. Sweden»)

Медицинские исследования (далее – МИ) связаны с обеспечением удовлетворения публичных интересом. Вместе с тем, как правило, для конкретного участника МИ первостепенным является удовлетворение его собственных интересом. Один из аспектов баланса данных интересов стал предметом рассмотрения Европейским судом по правам человека (далее – ЕСПЧ) в деле «Йильберг против Швеции» (Gillberg v. Sweden) (№ 41723/06), по которому было вынесено Постановление Палаты ЕСПЧ 22 ноября 2010 года и Постановление Большой Палатой ЕСПЧ 3 апреля 2012 года (http://www.menschenrechte.ac.at/orig/12_2/Gillberg.pdf).

Данное дело касалось отказа исследователя разглашать информацию о МИ, за что он был подвергнут уголовному наказанию. Данное решение вызывает интерес с позиции разграничения вопросов исследования, как научной деятельности, и медицинской помощи, которая выходит за рамки МИ, что в данном деле для ЕСПЛ определило степень конфиденциальности информации о МИ.

Обстоятельства дела

Заявитель, профессор университета, отвечал за исследовательский проект по гиперактивности и синдрому дефицита внимания у детей, который осуществлялся с 1977 по 1992 год. Как указывал заявитель, университетский комитет по этике в качестве предварительного условия для проекта потребовал, чтобы конфиденциальная информация об участниках была доступна только ему и его персоналу, и он, соответственно, дал пациентам и их родителям обязательство сохранять эту информацию. В 2002 году ученый из другого университета и педиатр запросили доступ к материалам исследования. После того, как их просьбы были отклонены университетом, они обратились с жалобой в административный апелляционный суд, который пришел к выводу, что они доказали наличие законного интереса и должны получить доступ к материалам на условиях, которые включали бы ограничение на их использование и запрет на изъятие копий из помещений университета. Заявитель, однако, отказался выдать материалы, которые были в конечном счете уничтожены его коллегами. Заявитель впоследствии был осужден условно за злоупотребление полномочиями и обязан уплатить штраф в размере, эквивалентном 4 000 евро. Его осуждение было оставлено без изменения апелляционным судом, который постановил, что он умышленно пренебрег своими должностными обязанностями, не исполнив решение административного апелляционного суда.

ЕСПЧ в постановлении от 2 ноября 2010 года установил отсутствие нарушения по делу статей 8 и 10 Конвенции о защите прав человека и основоположных свобод (далее – Конвенция).

ЕСПЧ указывает, что, хотя, на первый взгляд, дело содержит серьезные этические проблемы, затрагивающие вопросы медицинского исследования, публичного доступа к информации и интересов детей, участвующих в исследовании, единственный вопрос, стоящий перед ним, заключается в том, было ли осуждение и наказание заявителя за неисполнение должностных обязанностей совместимо с Конвенцией. Заявитель не представлял интересы детей или семей, и его жалобы на исход гражданского разбирательства были неприемлемы как поданные за пределами срока.

По поводу соблюдения статьи Конвенции.

Оставляя открытым вопрос о том, имело ли место вмешательство в право заявителя на уважение личной жизни, ЕСПЧ сделал вывод, что осуждение заявителя соответствовало национальному законодательству и преследовало законные цели предотвращения беспорядков и преступлений и защиты прав и свобод других лиц.

Что касается вопроса о том, было ли вмешательство необходимо в демократическом обществе, ЕСПЧ отметил, что государство-ответчик должно было реагировать на отказ заявителя подчиниться решениям, разрешавшим доступ двум внешним ученым к материалам исследования, в силу конвенционного обязательства обеспечивать, чтобы вступившие в силу судебные решения не оставались неисполненными в ущерб интересам одной из сторон. Заявитель утверждал, что реакция национальных властей была несоразмерна, поскольку апелляционный суд не принял во внимание два смягчающих обстоятельства – его обязательства по сохранению конфиденциальности и его цель защиты информантов и участников исследования. ЕСПЧ отметил, однако, что отсутствуют доказательства того, что университетский комитет по этике требовал абсолютной гарантии конфиденциальности, в то время как гарантии, предоставленные заявителем участникам исследования, по утверждению национальных судов, выходили за рамки, разрешенные законодательством страны. Далее, что касается защиты информантов и участников, вопрос о том, необходимо ли предоставление документов, был разрешен в рамках гражданского разбирательства, в ходе которого университет имел возможность защищать свою позицию. Независимо от того, полагал ли он, что решения раскрытии опирались на ошибочные или недостаточные основания, имел значение тот факт, что университетская администрация понимала, что она была обязана предоставить документы без промедления, и что на протяжении длительного периода заявитель умышленно не исполнял должностные обязанности, установленные судебными решениями. Отклоняя эти смягчающие обстоятельства, апелляционный суд не вышел за рамки своей свободы усмотрения и не действовал произвольно, и наказания, примененные им, не были несоразмерны.

По делу ЕСПЧ принял решение, что требования статьи 8 Конвенции нарушены не были (пять голосов «за» и два – «против»).

По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции. ЕСПЧ признал, что врачи, психиатры и ученые могут иметь интерес, аналогичный интересу журналистов в защите источников и интересу адвокатов в защите профессиональной тайны клиентов. Однако заявитель был осужден за злоупотребление полномочиями в связи с отказом предоставить доступ к документам вопреки инструкциям, полученным им от администрации университета в соответствии с решениями административного апелляционного суда. Его осуждение как таковое не затрагивало интерес университета или его лично в защите профессиональной тайны клиентов или участников исследования. Этот вопрос был разрешен решениями административных судов, что препятствует ЕСПЧ в рассмотрении предполагаемого нарушения Конвенции. При таких обстоятельствах Европейский Суд не убежден, что исход уголовного дела против заявителя приравнивался к вмешательству в его права в значении статьи 10 Конвенции. Однако ему нет необходимости рассматривать этот вопрос, поскольку в любом случае по основаниям, изложенным в отношении жалобы по статье 8 Конвенции, ничто не предполагает, что решение апелляционного суда было произвольным или несоразмерным.

По делу ЕСПЧ принял решение, что требования статьи 10 Конвенции нарушены не были (принято единогласно).

Вопросы права при рассмотрении жалобы Большой Палатой ЕСПЧ

Жалоба заявителя на нарушение его прав, предусмотренных статьями 8 и 10 Конвенции, решениями административного апелляционного суда, обязывающими предоставить доступ к материалам исследования двум ученым, была признана неприемлемой как поданная за пределами срока. Соответственно, юрисдикция Большой Палаты ограничена его жалобами относительно привлечения к уголовной ответственности за злоупотребление полномочиями в связи с отказом исполнить эти решения.

По поводу соблюдения статьи 8 Конвенции.

ЕСПЧ должен определить, являлось ли осуждение заявителя за злоупотребление полномочиями вмешательством в его «личную жизнь» в значении статьи 8 Конвенции. В этой связи ЕСПЧ отметил, что заявитель являлся должностным лицом, осуществляющим государственно-властные полномочия в государственном учреждении. Он не являлся детским врачом или психиатром и не представлял детей или родителей.

В ответ на утверждения заявителя о том, что осуждение умалило его честь и репутацию и негативно повлияло на его нравственную и психологическую неприкосновенность, ЕСПЛ напоминает, что на статью 8 Конвенции нельзя ссылаться с целью обжалования потери репутации или иных последствий, которые являются предсказуемым результатом собственных действий лица и, в частности, совершения преступления. Отсутствует прецедентная практика на основании Конвенции, в которой ЕСПЧ признает, что привлечение к уголовной ответственности само по себе составило вмешательство в право на уважение личной жизни.

Осуждение заявителя не было результатом непредсказуемого применения национального законодательства, и преступление, за которое он был осужден (злоупотребление полномочиями), не имело очевидного влияния на право на уважение «личной жизни», но, напротив, касалось профессиональных действий и бездействия должностных лиц при исполнении обязанностей. Также отсутствовали признаки того, что осуждение имело какое-либо влияние на профессиональную деятельность заявителя, которое выходило бы за рамки предсказуемых последствий преступления, за которое он был осужден. Его осуждение не имело негативного влияния на его работу в университете, и он не доказал наличие причинной связи между его осуждением и увольнением из Института здравоохранения. Во всяком случае любые экономические убытки, которые он мог понести в результате потери работы или неспособности заниматься публикацией книг из-за нехватки времени в ходе производства по уголовному делу, также являлись предсказуемым последствием совершения им преступления. Соответственно, права заявителя, предусмотренные статьей 8 Конвенции, не были затронуты, и это положение не было применимо к делу.

По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции.

ЕСПЧ не исключает, что «негативное» право на свободу выражения мнения защищается статьей 10 Конвенции. Он отмечает, что материалы, которые заявитель отказался предоставить, принадлежали университету и состояли из официальных документов, на которые распространялся принцип публичного доступа на основании Закона о свободе прессы и Закона о конфиденциальности. Законодательство не допускало вступление государственного органа и третьего лица в соглашение, заранее исключающее право публичного доступа к официальным документам. На этом основании суды по уголовным делам постановили при осуждении заявителя, что гарантии конфиденциальности, которые он дал участникам исследования, выходили за рамки, разрешенные законом. Суды по уголовным делам были в любом случае связаны решениями административных судов, которые разрешили вопрос о том, должны ли документы предоставляться двум исследователям и на каких условиях. Заявитель не представил каких-либо убедительных доказательств в подтверждение своего довода, согласно которому его гарантии конфиденциальности участникам исследования являлись требованием университетского комитета по этике. В действительности исполнению заявителем решений административных судов препятствовала не установленная законом обязанность по сохранению конфиденциальности или распоряжение его государственного работодателя, а, напротив, его личная уверенность в неправильности решений административных судов.

При таких обстоятельствах основной вопрос заключался в том, имел ли заявитель как государственный служащий независимое негативное право на основании статьи 10 Конвенции не предоставлять доступ к материалам исследования, даже хотя они принадлежали не ему, а университету, и несмотря на тот факт, что университет намеревался исполнить решения административных судов. По мнению ЕСПЧ, вывод о наличии у заявителя подобного независимого «негативного» права шел бы вразрез с имущественными правами университета, а также посягал бы на права двух исследователей на получение информации (статья 10 Конвенции) и на исполнение окончательного решения суда (статья 6 Конвенции). Кроме того, ЕСПЧ отметил, что ситуация заявителя не могла сравниваться с ситуацией журналистов, защищающих свои источники, поскольку информация, распространенная журналистом, опирающимся на свой источник, как правило, принадлежит журналисту или средству массовой информации, тогда как в деле заявителя материалы исследования принадлежали университету и являлись общедоступными. Заявитель, не будучи наделен участниками исследования полномочиями их врача, не имел в их отношении обязанности сохранения профессиональной тайны.

В итоге Большая Палата ЕСПЧ сделала вывод о том, что права заявителя, предусмотренные статьей 10 Конвенции, не были затронуты, и это положение не было применимо к делу.

То есть ЕСПЧ, который традиционно при рассмотрения заявлений уделяет внимание вопросам баланса интересов (в данном случае заявитель ссылался на необходимости обеспечения конфиденциальности информации об участии несовершеннолетних в МИ), отдан приоритет иному критерию правомерности вмешательства государства в права, а именно – законности. Большая Палата ЕСПЧ подчеркнула отсутствие нарушения конфиденциальности указанной информации из-за того, что речь шла о научном исследовании, а не о лечении. То есть права участников МИ, необходимостью соблюдения которых заявитель обосновывал свой отказ предоставить доступ к документам о МИ, не были взяты во внимание при установлении баланса интересов, хотя они имеют место не только в случает представления медицинской помощи, но и участия в МИ.

В этой связи следует привести мнение Эрвина Дойтча (патриарха немецкого медицинского права, профессора Университета г. Гёттингена), который подверг критике данное решение ЕСПЧ. Э. Дойтч обратил внимание на то, что в контексте данного исследователем обещания не разглашать информацию Суд должен был учесть не только шведское право и не только право обращения с данными. В области клинических исследований во многом европейское право имеет приоритет перед шведским, особенно в сфере регулирования информации. При вынесении решения необходимо было применять Конвенцию и только потом ставить вопрос о соотносимости с публичным порядком. Связанность обещанием о содержании информации в тайне – один из основных постулатов норм европейского права об охране личности, а обещаний такого рода, как в данном деле, это касается вдвойне. Тем более, его частично можно рассматривать как обязанность врача хранить молчание. Если бы пациенты знали о том, что обещание может «отступить» перед шведским Актом безопасности, они, может быть, никогда бы не согласились на участие в эксперименте. Право не подвергаться медицинским экспериментам без всеобъемлющего согласия – одно из общих правил международного права и давно всеми признано. Связанность в такой деликатной области обещанием была для Гилберга очевидной, и он имел право его выполнить, считает Э. Дойтч. Он имел право на уничтожение актов, так как иной возможности выполнить свое обещание у него не было, а ЕСПЧ должен был вынести решение в пользу истца, так как европейское право приоритетно по отношению к шведскому, а обещание хранить информацию в тайне не может быть изменено национальным законодательством (https://cyberleninka.ru/article/n/2014-04-049-doytch-e-otzyv-na-reshenie-evropeyskogo-suda-po-pravam-cheloveka-v-dele-gilberg-protiv-shvetsii-deutsch-e-darstellung-der).

Приведенные аргументы целесообразно учитывать в случаях возникновения в национальной судебной практике подобных споров.

Автор статьи: Антонюк Елена